— Через неделю в Нью-Йорке открывается моя выставка, — хмуро напомнил он ей. — Мы должны быть там…

— Я знаю.

— Я хочу, чтобы ты была со мной. — Его лицо приняло решительное выражение. — Я не хочу, чтобы ты ехала сейчас в Англию. Твой отец явно поторопился. Когда будут готовы результаты анализов…

— Нет, — твердо прервала его она, — я еду сегодня.

Он побагровел.

— Я не хочу, чтобы ты ехала. Неужели это ничего для тебя не значит? сдержанно спросил он.

Именно так он обычно и бил ее по голове, ставя на место. Не проронив больше ни слова, как будто не слыша его, она продолжала сборы. Это было ее единственной защитой.

— Сара… нам сейчас нельзя расставаться. Ты носишь моего ребенка. Отец твой поступает неразумно, он не должен расстраивать тебя в такой момент, — сердито запротестовал он. — Но если тебе надо ехать, я поеду с тобой.

Несмотря на ее протесты, он таки поехал с ней, и за все последовавшие затем дни она не смогла ни на минуту расслабиться. Встретившись под одной крышей, Рафаэль и ее родители могли свести с ума кого угодно, даже самого терпеливого миротворца.

— Она просто притворяется, — поставил диагноз Рафаэль уже через несколько часов. — Мы можем ехать в Нью-Йорк.

Возмущенная и обиженная за свою мать, Сара сочла за благо отказаться от поездки и отчитала его за бесчувственность, хотя в глубине души собиралась поехать к нему уже через неделю. Но когда она уже собралась в Нью-Йорк, у Луизы Сауткотт случился второй приступ. Прошла еще неделя, И тогда Рафаэль предъявил ей ультиматум.

Он позвонил ей из Нью-Йорка и довольно жестко положил конец ее попыткам просто поболтать.

— Твои родители расстраивают наш брак, — прервал он ее. — Мне кажется, тебе пора решить. Или я, или они. Я не буду ждать тебя вечно. Я не домашняя собачка, querida. — Действительно…

— Ты что, держишь меня за дурака? Моему терпению приходит конец, выпалил он с такой злостью, что его хриплый голос перешел в глухое рычание. — Даю тебе сорок восемь часов. Если ты не приедешь, я буду считать, что ты предпочла навсегда остаться с мамочкой и папочкой. Но если ты решишь остаться верной брачному обету, muneca mia, то это твой последний визит к родителям.

— Как так можно? — возмутилась она.

— Можно, querida. Придется тебе выбирать между нами. Я не позволю им вмешиваться в нашу жизнь. Я терпел слишком долго. Ты моя жена, и твое место рядом со мной, а не с ними, — хрипло добавил он. — Если ты не способна это понять, я не смогу больше думать о тебе как о своей жене.

— Как ты можешь ставить меня в такое положение?..

— Обыкновенно. Я только что это сделал. Хотя мне следовало сделать это раньше.

Мать ее была больна, у нее было плохо с сердцем, а он требовал от нее невозможного. Ее гордость, которой он так часто пренебрегал, питалась теперь сознанием того, что хотя бы один раз в жизни она должна быть тверда. Но даже после принятия такого решения она, зная характер Рафаэля, ожидала назначенного часа с сильным волнением…

Дождь немного поутих, и она вдруг резко вернулась в реальность.

Глава 5

— Cristo Сара! (Христос (исп.) — Мощная рука резко развернула ее за плечо. — Ты насквозь промокла.

Она дернулась, стряхивая эту руку.

— Оставь меня в покое!

— Ни за что! — отрезал он с саднящей решимостью.

Он набросил ей на плечи пиджак, и она почувствовала на своей коже тепло его тела и уловила его ни с чем не сравнимый и уже почти забытый мужской запах. Дрожь, однако, не унималась.

Ее квартира была сразу за углом. Сара шла быстро, не оглядываясь. Атмосфера в лифте была удушливо напряженной. Она демонстративно сняла пиджак и протянула его Рафаэлю, но не успела вовремя от него отодвинуться. Медленно, очень медленно его длинные пальцы заскользили по ее мокрым спутанным волосам, а глаза не отрываясь смотрели на ее побледневшее лицо.

— For Dios, Сара, — нервно сказал он. — Чего ты от меня хочешь?

Под ложечкой у нее засосало, а сердце забилось так, что его удары отдавались у нее в ушах. В ней вспыхнуло желание, какого ей никогда раньше не приходилось испытывать, и она не смогла заставить себя от него отодвинуться. Да и не хотела. Вдруг распознав это чувство, она жадно потянулась к нему, инстинктивно желая бесконечного продолжения головокружительного ощущения. Она ожила. Это безрассудное и ранее не испытанное желание вселяло в нее ужас.

Смуглый палец нежно коснулся ее шеи там, где бешено билась тонкая жилка. Его рука едва заметно дрожала. Они оба затаили дыхание. Глаза его, безотрывно смотревшие на нее, все больше и больше темнели. Другой рукой он скользнул по легкому изгибу спины и плотно прижал ее к своим бедрам. Она знала, достаточно ей сказать одно слово, и он тут же ее отпустит, но это слово никак не шло на язык. Да ей и не хотелось произносить его, она отдавала себе в этом отчет; и он тоже — что было ясно по блеску его сузившихся глаз. Ее страшный секрет перестал быть секретом. Он так медленно склонял к ней голову, что, когда наконец дотронулся до ее губ, она вздрогнула.

Новое необычное ощущение захватило ее, и она лихорадочно, безотчетно вцепилась руками в его широкие плечи. Горячий язык медленно раздвигал ее губы, как бы предвосхищая другое, более глубокое, древнее и ошеломляющее познание женщины мужчиной, и земля закачалась у нее под ногами и куда-то провалилась. Ею овладело какое-то новое, доселе не испытанное и безграничное чувство.

Когда он оторвался от ее губ, голова у нее плыла, а сама она едва держалась на ногах.

— Раньше ты такой не была, — сердито простонал он ей в волосы.

Если бы он отпустил ее сейчас, она бы упала, не удержавшись на ватных ногах. Она не могла выдавить из себя ни звука. Тело ее было каким-то странным, незнакомым. Сделав резкий шаг назад, она склонилась над сумочкой, роясь в поисках ключа. Так вот как это бывает, вот что я должна была чувствовать, лихорадочно пронеслось у нее в голове.

— Может, выйдем из лифта? — нежно пробормотал Рафаэль.

Он взял из ее трясущихся рук ключ и открыл дверь. Задев рукой за его твердый, мускулистый живот, она сразу съежилась, желая только одного оказаться от него на пушечный выстрел.

— Когда ты пойдешь за детьми?

— Я не ПОЙДУ. Соседка с первого этажа подбросит их домой. Ее дочь ходит в тот же детсад, и сегодня она помогает в проведении дня рожденья, торопливо начала Сара, ища спасения в. ненужных подробностях. — Извини, я пойду переоденусь.

Она уже повернулась, как вдруг почувствовала, что он неумолимо тянет ее к себе за руку.

— Почему я должен тебя извинять, если я могу тебе помочь? — промурлыкал он.

Она в замешательстве захлопала глазами. Не может быть, он шутит! Не могло же им одновременно прийти в голову одно и то же!

— П… помочь?

— А почему бы и нет?

Смуглый палец осторожно побежал по дрожащему изгибу ее пухлых губ, затем легко и плавно соскользнул на изящный подбородок и остановился на маленькой впадинке у основания шеи, где билась голубая венка. Каждая клеточка ее организма жила своей независимой жизнью.

Опрометчиво подняв на него взгляд и столкнувшись с вызывающим золотым блеском его глаз, она почувствовала, как теряет ощущение действительности.

— Не надо… — нетвердо прошептала она.

— Ты так убедительна, — усмехнулся он, переводя взгляд на ее небольшую, но высокую грудь, с выступавшими из-под мокрого хлопка припухлостями, предательски выдающими ее молчаливое согласие. В голове у нее зазвонили тревожные колокольчики. Он не двигался, коротко и шумно дыша, а вокруг глаз у него образовались блеклые круги. — Не надо?.. — тихо пророкотал он.

Ею овладела странная апатия. Время остановилось.

— А я говорю «si»… я говорю «да», — добавил он.

Она потрясенно наблюдала за его смуглыми пальцами, осторожно подбиравшимися к первой пуговице блузки и медленно начавшими ее расстегивать. Когда она поддалась, Рафаэль замер, и наступившая тишина молотом застучала у нее в висках. Но вот пальцы его заскользили дальше и расстегнули вторую пуговицу. Она, как парализованная, не могла ни пальцем пошевелить, ни слова вымолвить. Все это происходит не с ней, а с кем-то другим. Вот он расстегнул переднюю застежку ее лифчика, и шелковая полоска материи упала к ее ногам, а он положил ей руку на обнаженную грудь. Содрогнувшись, Сара закрыла глаза, как бы не желая этого видеть и открещиваясь от происходящего.